Только тот, кто несколько долгих лет провел вдали от всякой культуры, может понять, каким изумительным красавцем кажется порой после этого простой фонарный столб с керосиновой лампой; светящей на улицу... И как волшебно звучит самый незатейливый оркестр за освещенными окнами...
Поравнявшись с подъездом двухэтажного дома, наш караван остановился, и тотчас же рядом со мной выросла фигура мужика. Он был в большом полушубке, с головой, закутанной в башлык. Из-под башлыка торчал конец носа, заиндевевшие брови и белые усы. В одной руке у него была большая дубина, в другой трещотка, из чего мы заключили, что это ночной караульщик.
- Что за народы? - спросил он. - Гости еще, что ли?
- Го-о-сти, - насмешливо сказал один из ямщиков. - Чай, видишь: этапные!
- Ну, так пошто ж вы сюда-то их приперли? Волоки на въезжу...
- Так, - сказал опять ямщик в раздумье... - Это мы знаем. А на каку въезжу?
Мужик стал осматривать наши фигуры.
- Что тут у вас такое? - спросил я у него, указывая на освещенные окна.
- Это? - переспросил он. - Это у нас разведенция... Господа тут теперь гуляют. Вы Михаил Никитича знаете, что ль?
- Не знаем...
- Не знаете... та-ак... Дочку он просватал, так вот и гуляют на сговоре... Куда ж вас в сам-то деле?.. На черну, что ли? Или на господску? Бумага, что ль, с вами какая?
- Есть.
- Давай сюда. Схожу к заседателю, поспрошаю... Здесь он, тоже гуляет с прочими господами, в компании...
Я дал ему нашу бумагу, и он нырнул в калитку рядом с каменным домом.
Музыка смолкла. Мерное движение китайских теней приостановилось... Прошло несколько минут, в течение которых заседатель, может быть с участием веселых гостей, обсуждал наше положение...
Через несколько минут караульщик появился опять и сказал:
- Вались, слышь, на господску... Барин приказал... Дворяна, видно, прибавил он в раздумье и вдруг отчаянно заколотил трещоткой, как бы желая показать освещенному дому, что он охраняет его беспечное веселье по соседству с насторожившейся холодной пустыней. Стук его трещотки наполнил улицу и полетел вдаль, в спутанную мглу реки и гор. Когда же трещотка смолкла, то на улицу опять порхнули звуки оркестра, и тени на занавесках опять двигались, подпрыгивали, встречались, отвешивали поклоны и расходились...
Еще один мостик с фонарями, еще пустырь - и мы въехали в улицу сибирской слободки, погруженной в глубокий сон. У одного дома мы увидели оседланную лошадь. Знакомая фигура в шлыке хлопотала около нее, снимая переметы... В замерзшие окна виднелся свет, тоже, как и в резиденции, мелькали тени и слышались нестройные пьяные песни...
- Въезжа эта... черная, - пояснил один из ямщиков. - Этапные, видно, загуляли...
Мы проехали мимо. Мне казалось, что все эти впечатления сейчас исчезнут и что я проснусь опять на угрюмой бесконечной дороге или у дымного "яма". Но когда наш караван остановился у небольшого чистенького домика, - волшебный сон продолжался... Теплая комната, чистые и мягкие постели... На полу ковры, в простенках - высокие зеркала... Один из моих спутников стоял против такого зеркала и хохотал, глядя на отражение в ровном стекле своей полудикой фигуры...
Это была "господская въезжая" приисковой резеденции...
"Резиденциями" называют в Сибири такие пункты около больших рек или иных путей сообщения, которые служат посредниками между глубиной золотоносной тайги и остальным миром. В резиденциях происходит окончательная наемка рабочих и заключение с ними контрактов. Отсюда их уже разводят по тайге на места работ, и поэтому народ зовет из "разведенциями". Тут же рабочие получают окончательный расчет, отсюда на прииски доставляются припасы, здесь живет заседатель, а иногда и горный исправник с командой для поддержания во всем приисковом районе порядка и для борьбы с спиртоносами и хищниками золота. Одним словом, резиденция - это настоящая столица приискового царства. Рабочие и служащие отводят здесь душу после томительного однообразия таежной жизни... Ходят самые фантастические рассказы о разгуле, который врывается в эти места, когда хлынут сюда из тайги партии рабочих для расчета... Небольшие пароходики, пробирающиеся из резиденции в тайгу, нередко везут приисковым господам и их дамам последние новинки парижских мод.
В одну из таких резиденций приехали мы в этот мглистый вечер, начавшийся для нас в освещенной костром яме временного станка... Мы то и дело смеялись, беспричинно и бессмысленно, сидя за покрытым чистою скатертью столом, на котором кипел блестящий самовар.
Через полчаса все мы крепко спали в мягких постелях... Сквозь сон я слышал какую-то суету. Кто-то как будто называл мою фамилию, кто-то пытался осторожно разбудить меня... Затем меня оставили в покое.
III
На следующее утро, едва я успел проснуться, как в спальню вошел молодой казак и почтительно остановился у двери. Он кинул быстрый и, как мне показалось, слегка насмешливый взгляд на наши переметные сумы, в беспорядке лежавшие на ковре, на принадлежности нашего далеко не щегольского дорожного костюма и затем сообщил, что он прислан "барином" для услуг. "Барин" присылали вчера звать меня на "вечерку", но меня нельзя было добудиться. Теперь приказывают лично явиться к нему в канцелярию за бумагой.
- Кто же этот барин? - спросил я с недоумением. - Как его фамилия?
Барин оказался заседателем приискового участка, а фамилию его я только слышал ранее, но не связывал с нею никаких личных воспоминаний. Меня это заинтересовало, и, хотя особенной надобности в свидании не предстояло, - я был рад случаю повидать административного главу приисковой резиденции. Поэтому, одевшись, я отправился к заседателю.